Новый Мир - Страница 45

— Нет, не обидели.

Мартин невольно улыбнулся.

— Я не ем сироп. Вообще не люблю сладкое.

Теперь они стояли друг против друга, почти соприкасаясь полями шляп, но черты лица американца Мартин по-прежнему не мог рассмотреть. Только улыбку и добродушный блеск глаз.

— А я очень люблю, — как-то совершенно по-детски вздохнул американец. — Но с моей работой возможность съесть хороший горячий пончик выпадает нечасто.

— Тяжелая работа? — дипломатично спросил Мартин. Он знал в лицо практически всех, кого они завербовали в эту поездку, незнакомец был не из их числа. Но он мог быть кем угодно, «Куин» уже давно перестала быть местом, где можно было встретить лишь сливки общества, теперь в каждый рейс корабль забит под завязку крайне разношерстным людом.

— Как сказать… — незнакомец слегка замялся. — Ах да, простите. Невежливо получилось. Мое имя — Шейн. Питер Шейн. Арканзас, коммивояжер. Любитель пончиков.

— Микки Мартин, Австралия. Летчик.

— «Арсенал Демократии»? Возвращаетесь к месту службы? — немедленно догадался американец. То ли заметил, то ли почувствовал неудовольствие собеседника и немедленно поправился:

— Простите, не мое дело. Просто привычка — быстро оценивать и быстро думать. В моем деле без этого нельзя. Увы, к сожалению, я иногда еще и быстро говорю. Не подумав.

Мартин снова улыбнулся. По определенным личным причинам он несколько недолюбливал янки. Но этот был каким-то родным, располагающим. И не чинящимся признать собственную бестактность, что Мартин весьма ценил и как человек, и как летчик.

— Все в порядке, — добродушно ответил он. — Я действительно из «Корпуса». Не думаю, что из этого следует делать секрет, разве что вы из коммунистической разведки.

— Нет, что вы. Мой бизнес куда проще и совершенно безобиден!

— Чем торгуете, если это не секрет? Оптика, механика?

Шейн взмахнул руками.

— О, нет, что вы! Мелкая галантерея. Иголки, нитки, пуговицы, прочие швейные принадлежности. И конечно швейные машинки, по специальным заказам, оптовые поставки, но можно договориться и об отдельных экземплярах.

Мартин неподдельно удивился.

— Пуговицы? Иголки? И ради этого стоит пересекать океан? Да еще с риском…

Он невольно оглянулся на беснующийся океан. Словно в такт мыслям, сигарета Шейна мигнула и погасла. Американец зажег новую, действуя массивной зажигалкой едва ли не с кулак величиной. В ее пламени, похожем на маленький огнеметный выхлоп, австралиец наконец рассмотрел лицо Шейна — где-то между тридцатью и сорока, правильные черты, высокий лоб, темные живые глаза и чуть поджатые губы окаймленные двумя резкими складками.

— Вот именно, — отозвался Шейн, закончив табачные манипуляции, — вот именно. По крайней мере, раньше однозначно стоило! Вы, наверное, на официальном содержании. Поэтому давно не покупали в английских магазинах разную хозяйственную мелочь, не так ли?

Мартин слегка потупился. Что верно, то верно, «Злой Клэр» мог спускать с подчиненных по три шкуры на дню, но в отношении снабжения «Арсенал» сбоев не давал даже в худшие дни осени сорок второго.

— Видите! — воодушевился американец, — когда разговор заходит о войне, все в первую очередь думают о снарядах и забывают, что людям надо одеваться и чинить одежду. Об этом я и беспокоюсь. С некоторой выгодой для себя.

— И хорошая выгода? — поинтересовался Мартин.

— Теперь уже не знаю. Британская таможня никогда не была особенно приветлива к тем, кто привозит товары из-за границы. Дескать, пусть покупают отечественное. Теперь же… В каждом приезжем они видят немецкого или на худой конец русского шпиона и террориста.

— Странно, — удивился Мартин. — Вроде бы должно быть наоборот, если не хватает своих сил, нужно порадоваться помощи со стороны. Все-таки война, лишения.

— Косность, — вздохнул Шейн. — Косность, традиции. Еще, говорят, финансовая политика — никакого вывоза капитала из страны. И вот результат! Раньше я приезжал с отдельными образцами и стопкой контрактов, все было цивилизованно и очень удобно. Я раскладывал образцы, записывал пожелания, оформлял сделки, собирал все и шел дальше. Теперь как нищий коробейник тащу с собой три чемодана. Что-то конфискуют на таможне, большую часть придется раздавать в виде …э-э-э… благодарности за разные услуги и так далее. Скоро мне придется торговать вразнос, буду ходить с лотком на шее как мои предки.

— Ну-ну, наверное, не все так скверно, — осторожно заметил Мартин. Разговор начинал его утомлять. Американец был забавен и обаятелен, но сигарета дотлевала, сырость просачивалась сквозь тонкое пальто, не рассчитанное на такие испытания.

— В-общем да, — согласился Шейн. — Бывало и хуже. Малоприбыльный и трудный. И становится труднее от раза к разу. Я почти забыл, как выглядит дом. Две-три недели у вас, на острове, потом обратно, а там я днюю и ночую в конторе. И снова к вам. Конечно, определенный доход есть, но все равно, это нездоровый бизнес, очень нездоровый.

Коммивояжер начал длинно и многословно жаловаться на мелкие нюансы, благодаря которым он не может организовать свое дело на месте, лишь посылая заказы на родину, и вынужден мотаться через океан как простой торговец с чемоданами образцов.

Мартину стало совсем неинтересно, вежливо сославшись на неотложные дела, он свернул беседу и поспешил прочь с промозглого и продуваемого мостика. Повернувшись спиной к американцу, он не видел, как тот глубоко затянулся. Яркая вспышка сигары отчетливо высветила лицо Шейна, холодный, оценивающий взгляд, которым он проводил канадца. Очень холодный и очень оценивающий, совсем не соответствующий образу добродушного и слегка недотепистого торговца с чемоданами полными иголок.