Новый Мир - Страница 3

На Мартина обращали внимание, вежливое и не слишком настойчивое, но ощутимое. Он и в самом деле выделялся из толпы, как любой иностранец в чужой стране. Он был чужероден, и это проглядывала во всем — в одежде, походке, даже выражении лица. На мгновение австралиец даже застеснялся неведомо чего и заколебался. Но, отбросив колебания, он решительно шагнул через перекресток к огромному почти античному дворцу, снежно белому, окаймленному ребристыми колоннами, ярко освещенному изнутри и подсвеченному замаскированными прожекторами снаружи.

Здесь, у дворца, толпа сгустилась, и поднимаясь по громадной лестнице он с трудом пробирался через шумное и радостное сборище, стараясь не сильно толкаться и вежливо, но кратко извиняясь, когда это все же происходило. Полноводный людской поток внес его прямо в зал, такой же белый, как и все здание, с рядом многоярусных люстр под высоченными потолками и красными ковровыми дорожками под ногами.

Запыхавшись от умеренной давки, Мартин поспешил шагнуть в сторону, выбиваясь из общего движения, чтобы немного передохнуть и осмотреться.

Да, это была определенно Выставка. С большой буквы. Изнутри первый этаж дворца, отведенный под нее, представлял собой двойной основной зал, разделенный на две неравные части рядом все тех же колонн и серию относительно небольших помещений по периметру с большими проходами и тяжелыми портьерами. Белый цвет и яркое освещение увеличивали и без того немалые пространства до полной безразмерности. И везде были картины. От огромных полотен многометровых масштабов до небольших карандашных зарисовок едва ли не на тетрадных листах.

Среди людского многообразия выделялась весьма занимательная пара, против воли взгляд Мартина вновь и вновь возвращался к двум людям, неспешно шествующим через зал. Старик и маленький мальчик, не старше восьми-десяти лет, дед и внук, как немедленно окрестил их австралиец. Высоченный, не менее метра восьмидесяти, старик был худощав и строен. Некрасивый крючковатый нос, очень тонкие губы, очень резкие и глубокие морщины — он поражал осанкой и величавостью движений. Так стареют очень здоровые или очень спортивные люди, почти не теряя осанку и грацию. Длинные волосы, спускавшиеся до плеч, поседели почти до прозрачности. Правая рука, неестественно вывернутая безвольно висела, чуть покачиваясь в такт ходьбе, контрастируя с уверенными и четкими движениями. Мартин на мгновение ощутил укол зависти, старик был явно не моложе его самого, но австралиец был уверен, что выглядит куда менее благородно.

Если старик походил на высохший от возраста, но еще крепкий и высокий ствол, то семенивший рядом ребенок, несомненно, был как одуванчик. Высокий, худенький, подвижный. С копной очень светлых, почти белых волос. Он то вертелся юлой, возле очередного полотна, то нетерпеливо дергал деда за рукав, что-то требовательно спрашивая.

Против воли Мартин залюбовался этой странной и такой необычной парой. Легкая печаль уколола сердце. Его собственные дети давно покинули дом, теперь они жили на другой стороне света и лишь к Рождеству приезжали навестить старого вдовца. А внуков, ему видимо уже не дождаться…

Венцом и центральной точкой общей экспозиции было, несомненно, огромное полотно, едва ли не во всю стену. Два огромных корабля параллельными курсами мчались сквозь бурные волны и столбы разрывов, клочья пены мешались с туманом, призрачной пеленой скрадывая мелкие детали. Жерла орудий извергали длиннейшие столбы пламени, на обоих монстрах занялись пожары. Чтобы у зрителей не возникало сомнений, особо тщательно были выписаны реющие флаги — трехцветный ГДР и американская версия «Юнион Джека».

Без всяких вариантов — здесь изображался знаменитый бой «Тельмана» и «Нью Худа». Полотно собрало больше всего зрителей, но Мартин обошел ее стороной, усмехаясь в усы. Мальчишка-одуванчик намертво прилип к полотну, непрерывно перемещаясь, оглядывая то отдельные фрагменты, то все в целом, снова и снова что-то возбужденно повторяя спутнику. Старик кратко, с легкой улыбкой отвечал. Мартин перехватил его взгляд и прочел в них отражение собственного добродушного знания. Дед, несомненно, знал, что в том знаменитом побоище флотов Нового Мира и «TF57» Соединенных Штатов броненосные гиганты не сближались более чем на десять километров, обмениваясь залпами с помощью артиллерийских радаров.

Они встретились взглядами и против воли одновременно улыбнулись, подобно старым знакомым, а затем разошлись.

Кто ты, думал Мартин. Пилот? Очень похоже. Военный моряк? Возможно. В любом случае — военный, причем не кабинетный. Еще минуту-другую он размышлял над предположением. А затем новые впечатления вытеснили все мысли о неожиданной встрече.

Мартин избегал больших полотен, собиравших толпы зрителей, его интересовали дальние углы и маленькие образцы. Большинство из них так же представляли официоз во множестве ипостасей, зеркальное отражение событий, хорошо знакомых Мартину по аналогам с другой стороны занавеса. Искусство условно и советское понимание пропаганды мало чем отличалось от хорошо знакомых Мартину родных образцов. Прямо голливудский «Fire Wings», только нет прорыва «Четырех D» и очень много «Спирали Кудрявцева-Рунге».

И все же время от времени, даже не редко, он находил крупицы настоящей истории. Маленькие зарисовки на вырванных тетрадных листках, вытертые карандашные наброски, поблекшие от времени скверные краски военных времен, смятые и трогательно разглаженные листы желтой бумаги… К чести организаторов, они старались выдержать примерно равные пропорции, и махрово-пропагандистские полотнища необъятных размеров соседствовали с настоящей «окопной» живописью, зачастую неловкой и наивно-простой — помутневшими от времени зеркалами, отражавшими осколки прошлого.