— Ба, кого я вижу!
Ну конечно, давний попутчик в туре по Северной Америке и «Куин Элизабет», Берлинг!
— Привет, дружище!
Оператор, видя, что старший занят, присоединился к каким-то местным спецам, с которыми мгновенно нашел общий язык. А канадец с австралийцем продолжили живую беседу, взяв курс на столы, медленно заполнявшиеся тарелками.
Вот что у англичан хорошо, так это их традиция набирать хорошеньких официанток, мимоходом подумал Микки, ничто так не бодрит воина так, как симпатичная девушка, встречающая его сразу по прибытию миской супа и кружкой пива.
— Какими судьбами? — спросил меж тем Берлинг. Его друзья умолкли, прислушиваясь к разговору. Живой и настоящий наемник Ченнолта был не то чтобы редкостью, но все-таки диковинкой.
— Да вот, у «комарика» мотор простыл, чихает на свежем ветре. К вам за микстурой залетел.
— А я думал, что бросил ты свои плюхи. Перешел из таксистов в ряды нормальных людей.
— Это кто у тебя «нормальные»? — спросил Мартин с привычным для своего летного сословия» легким пренебрежением к истребителям, — Твои что ли? Пока вы из своих зубочисток целитесь, наши бомбы войну выиграют!
Как и полагалось, за истребителями не заржавело.
— Вот и выигрывали бы, а то вечно ноете, что «прикрытия нет, прикрытие проспало!», — Берлинг очень, похоже, изобразил панические нотки, окружающие рассмеялись.
Мартин окончательно успокоился, его приняли как своего, расступившись и дав место за летным столом.
— Ну, насчет выигрыша ты загнул, — неожиданно серьезно сказал Берлинг, отпивая из кружки — А вот про зубочистки верно сказано.
— Что, дает немец прикурить? — нейтрально заметил Мартин.
— Крепко дерутся, твари. Весь боекомплект изведешь, а он все летит. Пушек на всех не хватает. А те, что есть, ненадежные. Вышел на шесть часов, а тебе вместо очереди — «тыр-пыр» и лети к маме, жаловаться на жизненные неудачи. Из пулеметов люссера долбить еще ничего, вот «вундера» валить — тяжелый труд, а уж «Грифона»… Не менее чем вдвоем и то боезапаса может не хватить. Ну да черт с ними. Сам-то сейчас где?
— Как и ты. Истребителем. Но ночным.
— Ух, ты. А я «комарик» твой увидел, подумал кто-то из специальных прилетел. Разведчик или скоростной бомбардировщик.
— Нет, это только я и совсем не специальный!
Рассмеявшись, Мартин приступил к еде.
— Много настрелял? — Утолив первый голод, летчики вернулись к разговорам о жизни. Услышав вопрос, Берлинг некоторое время жевал хлеб, пребывая в раздумье, а потом ответствовал:
— Вчера двоих. Люссеры. Сегодня хорошо, сам ушел. Навалились, когда мы прорывались к бомбардировщикам, выпали из облаков, неба видно не было. Злые как собаки.
— Потери?
— Повезло. Нашей эскадрилье, то есть повезло. Хотя у самого несколько дырок нашли. С нами не особенно связываются, триста часов налета при подготовке — это триста часов. Видят, что канадцы в небе, вот и не лезут. Ищут кого попроще. Бомбардировщики у них сейчас на привязи, после такого то конфуза, а вот истребители погуливают.
Они помолчали.
— А что там справа за ребята? Какие-то невеселые… — спросил Мартин.
— Соседи. То ли южноафриканцы, то ли родезийцы. Воюют в Королевских ВВС, поди, их разбери.
— Подойдем? Интересно. Я думал. Если из Африки, то обязательно негры.
— Негры — это к вам. Пошли.
Два парня, один высокий, худой, белобрысый, чем-то похожий на немца, а другой маленький, жилистый, смуглый, словно нехотя пережевывали содержимое тарелок. Как оказалось, одного из них Берлинг знал.
— Привет, Войцех! Как жив-здоров?
Так это не родезийцы, догадался Мартин. Либо чехи, либо поляки.
— Жив, жив, — как-то меланхолично промолвил славянин и снова уткнулся в тарелку.
— Что-то ты невеселый сегодня. Видать гармони не услышим. Эй, Мартин, этот рыцарь печального образа, знакомил нас на днях с русской гармонью! Незабываемое зрелище! Войцех, сыграешь для брата-ночника?
Мрачный Войцех продолжал буравить взглядом скатерть.
— Не будет сегодня гармони, — сказал он, наконец, крепче сжимая вилку.
— Да что случилось, люссеры? — наконец догадался Берлинг.
— Нет, не люссеры, — Войцех оттаял и его словно понесло.
— Дежурили эскадрильей в районе Менстона, понимаешь, — быстро заговорил он, отстукивая в такт словам вилкой по столешнице, — Ждали бомбардировщики. Там кто на третьем харрикейне, кто на вархоке, а у нас спитфайры. Держим небо, ждем люссеры. И вдруг какие-то сволочи!
Поляк разразился чередой странно звучащих слов, похожих на очень сильно искаженный русский, который австралиец знал с пятое на десятое. Родной польский, понял Мартин, и наверняка не те слова, что говорят в церкви.
— Мы сначала думали наши на стареньких «хоках» прилетели, — продолжал Войцех, — Идут с превышением, нагло, ничего не боятся. А потом с переворотом, в пике и началось. Немцы! Какой-то новый истребитель. Не люссер. Лоб здоровый, движок мощный, пикирует — мы и рядом не стояли. Когда бьет, от пушечного огня на фейерверк похож. И маневренный, зараза!
На них оглядывались, некоторые кивали в подтверждение. К столу подтягивались новые слушатели, привлеченные необычными известиями.
— Они с харрикейнами в миг разобрались! Разогнали эскадрилью, будто ее и не было! А мы попробовали бой дать. Да только где там. Его жмешь, он на вертикаль! С одним сцепился. Ни-че-го не вижу. Думаю, кто в хвост выйдет, снимет. Только ручку в разные стороны дергаю. Ушел в вираж. Немец виражит всегда слабее, все знают. А этот рвет в другую сторону, не успеешь оглянуться, а он уже в хвост норовит выйти. И так минут десять. Как разлетелись, не помню. Вижу земля в метрах пятидесяти, дома, фермы. Кое-как сориентировался и сюда, на остатках бензина.