Новый Мир - Страница 123

123

Сцена получилась запредельно некрасивой и постыдной. Вдвойне некрасивой и стыдной, если это было правдой.

Чкалов снова посмотрел на карту. Астахова он знал давно, еще с тридцатых. Тот, правда, не участвовал в рекордных перелетах, но был своим во всех смыслах, активно учился у их участников радионавигации и другим премудростям штурманского дела. Что позволило к началу сороковых создать авиацию дальнего действия. Благо кадры умеющие летать на дальние расстояния, не блуждая в потемках, имелись в достаточном количестве. Так же Астахов никогда не отличался ни болтливостью, ни вообще многословием. Не верить ему Чкалов просто не мог. Зато причины, толкавшие Рихтгофена на подтасовку, были вполне ясны. Потери, которые несли немецкие летчики, требовали оправданий или, по крайней мере, объяснения. Ну и плюс обычная человеческая зависть, до сих пор немцы в ночных действиях откровенно не преуспели.

И все же червь сомнения грыз Валерию …? сердце. Астахов болтуном и вралем не был. Но и Красный Барон — так же.

Так в чем же дело?..

В комнату вошел Голованов. Назначенный начальником штаба Фронта, он скорее играл роль первого зама, положившись в штабной работе на своего давнего товарища Николая Семеновича Скрипко. Сам же проводил время в непрерывных перелетах в Москву и обратно, утрясая непрерывно множащиеся проблемы фактически еще не существующего Фронта.

— Ну, что скажешь, Валерий?

— Брешет немец! Как пить дать, брешет. Накрутили им хвосты, вот и ищет на кого бы головой кивнуть.

Голованов подошел, похлопал по плечу, безрадостно улыбнулся и показал на карту.

— Я ребятам приказал анализ снимков сделать. Проверить, так сказать, слова немца.

— И что они там увидели?

— Да вот, судя по снимкам, прав Рихтгофен получается.

У Чкалова отвисла челюсть. Он громко впечатал кулак в столешницу.

— Как он может быть прав, если мы эти заводы с землей сравняли?! Это ведь Лешка Астахов летал! Я его знаешь, сколько лет знаю?! Никогда Леха пустобрехом не был и не будет! Сказал, заводы накрыл, значит накрыл. И разведка после него подтвердила. Этот, как его, Сарковский самолеты посылал. Они подтвердили!

Голованов задумался. В нечестность Астахова и его пилотов он тоже не верил. Но следовало принимать во внимание специфику ночных бомбардировок. По опыту он знал, как порою пилоты, особенно молодые, путают цели и видят то, чего там в принципе быть не могло.

Человеку не знакомому с небом трудно представить себе, до какой степени могут обмануть зрение и память пилота запертого в тесной кабине на высоте в несколько тысяч метров на скорости в несколько сот километров в час. Зачастую еще и под огнем. Голованов видел, как линкоры путали с эсминцами, танки принимали за телеги и наоборот. Пилоты видели дивизии и корпуса там где их не было в помине, пропуская реальные части и соединения. Поэтому он давно не верил ничему кроме фотопленок. Бесстрастная механика была надежнее «двояковыпуклого военно-воздушного глаза».

Он не сомневался в искренности бомбардиров, в ночном небе, под огнем зенитчиков, видя зарево огней разрывов и пожаров, они запросто могли представить себе, что срыли Бирмингам до фундаментов. Требовалось подтверждение разведки.

И с разведкой результаты ему не понравились. Фотопленок с собой пилоты не привезли. О причинах Сарковский отвечал невнятно. Самому Голованову с пилотами поговорить не удалось. Дел хватало, приходилось целиком и полностью полагаться на профессионализм подчиненных.

— Давай, Валерий, так сделаем. Все равно пока комфронта на выезде, вся ответственность лежит на нас с тобой. Пошлем-ка мы еще один разведчик. Пусть полетает. Посмотрит. Сфотографирует все, что внизу. А мы по результатам расшифровки и решим, верить нам Рихтгофену или нет. А то послушаешь его, бомбы в никуда улетели. Но у него фотографии есть, а мы, получается, только словесами пожонглировать можем.

— По мне, так слова наших в сто раз вернее, чем все эти фотографии!

— Доверие дело хорошее, но для верхов вернее будет задокументировать.

— Ну, ты и забюрократился! Слова-то какие пошли. «Задокументировать»… «Предоставить»… Как будто с крысой канцелярской говорю. Не, ты не обижайся. Давай я сам слетаю. Раз доверия нашим пилотам нет, пролечу, по головам ходить буду, а найду эти заводы. И никакая английская хитрость им не поможет. Или немецкая…

Голованов снова улыбнулся. По поводу Валерия Павловича у него был отдельный разговор у Сталина. Сам Александр Евгеньевич не верил в то, что заслуженный летчик потянет сложную организационную работу. Тем более в такой неведомой и новой области как огромное военно-воздушное объединение, которое требовалось собрать в немыслимо короткие сроки буквально из подручного материала. Он оказался неправ, Чкалов вполне справлялся, хотя временами был поистине невыносим. Сугубый практик, он постоянно рвался на передовую, все лично обмерить, оценить посмотреть и пощупать собственными руками. Стоило немалых усилий удерживать его в кабинете и ограничивать морально-волевое воздействие на нерадивых подчиненных телефонными взбучками. Аппараты меняли раз в неделю — тонкая техника не выдерживала привычки со всего размаху шваркать трубкой о держатели. А секретаршу ЧВС по слухам одолжил сам нарком государственного контроля Лев Мехлис, славившийся умением подбирать кадры железобетонной выдержки. Ресурс барышень послабее и посубтильнее вырабатывался даже быстрее телефонного.

Но больше всего досаждали попытки Чкалова непременно вырваться и полетать. Где угодно, на чем угодно, но полетать, под любым предлогом.

123